Зимой 1898 года Третьяков, как обычно, объезжал мастерские художников. По привычке он начинал с мастерской В. М. Васнецова, жившего тогда близ Самотеки, в тихом Троицком переулке. Дом художника, который построили по его рисунку, походил на русскую сказочную избу, а бревенчатая башенка над входом делала его приметным еще издали.
Дорогого гостя встречали радостно. Третьяков по русскому обычаю троекратно целовался с хозяином, приветливо здоровался с женой и детьми Васнецова. С мороза ласково охватывало теплом от деревянных золотистых стен. Приятно потрескивали дрова в русской печке. Четко отстукивали минуты старинные часы. По винтовой лестнице Васнецов вел Третьякова наверх, в мастерскую, где встречал их нарисованный углем на стене отрок, прижавший палец к губам. "Он у меня тишину хранит. Нарисовал, чтоб дети не шумели",- улыбался художник.
Свет дня озарял огромную картину. Казалось, она заполняла собой все пространство мастерской. Силой фантазии кисть Васнецова являла на полотне легендарных богатырей - Илью Муромца, Добрыню Никитича, Алешу Поповича. Противоборствуя ветру, встали они на заставе богатырской, ветер гнет травы, ударяет в конские гривы, но крепко держатся в седлах богатыри, примечают, "пет ли где ворога, не обижают ли где кого". В отсвете туч поблескивают их ратные доспехи.
Третьяков не отрываясь смотрел на картину. "Только искренне верующий в чудо сказки, понимающий мудрость былины мог так написать",- думал он.
"Когда думаете картину закончить?" - спросил Третьяков после недолгого молчания.
"Поработать еще думаю, - неторопливо окая ответил художник.- Исполнять такую картину, ох, дело нелегкое. Хотелось бы сделать дело добросовестно, но удастся ли?"
"Скоро двадцать лет как пишете, куда уж добросовестней, любезнейший Виктор Михайлович. Мне кажется Ваша картина совсем законченной. Вот разве что тут в лице Добрыни немного поправить. Важно в работе вовремя остановиться..."
Васнецов понимал, куда клонит Третьяков. Знал, что давно с нетерпением ждет картину в свою галерею. И в душе радовался этому.
Третьяков покупал картину PI торопил с перевозкой. В апреле рабочие, присланные Третьяковым, помогли снять огромный холст с подрамника, свернуть на вал, упаковать.
Картину вновь натянули в галерее на подрамник, вставили в дубовую раму, прочно прикрепили к стене. Потребовались даже специальные подпорки, чтобы поддерживать ее.
Вскоре появился Васнецов, в рабочем халате и с этюдником. Он попросил лестницу-стремянку и, привычно взобравшись на нее, расположился на верхней ступеньке, раскрыв этюдник, слегка правил лицо Добрыни Никитича. Для убедительности взглядывал иной раз на свое лицо в маленькое зеркальце.
В этот же день, проверив придирчивым взглядом свой долголетний труд, Васнецов в левом углу написал славянской вязью: "23 апреля 1898 года. Виктор Васнецов".
Он сжился с картиной, любил ее и мог сказать, что в ней ему удалось с полнотой выразить то, к чему он всю жизнь стремился. Выразить свою грезу, мечту, веру в "красоту, мощь и смысл... наших родных образов, нашей русской природы и человека", что именно в "Богатырях" он сумел "в своем истинно национальном отразить вечное, непреходящее, имя чему - Русь!"
Летом 1898 года Третьяков принимал все меры, чтобы не расхвораться, перемогал усталость, спешил с отделкой помещений для собрания Сергея Михайловича. Проводил ремонт в некоторых залах галереи, руководил перевеской картин, устраивал новую экспозицию. Семья жила на даче, а он, не давая себе отдыха, каждый день ездил в Москву. Его так увлекало дело, что он забывал о всех невзгодах, и говорил постоянно, что чувствует себя отлично. Однако худел с катастрофической быстротой, и на бледном лице только по-прежнему горели умные, проницательные глаза. Взгляд их был спокоен и тверд. Близкие беспокоились. Они понимали, что с какой-то особой сосредоточенной поспешностью Павел Михайлович устраивает дела и что хотя внешне он старается казаться бодрым, но тратит уже последние запасы своих сил.
Он по-прежнему следил за событиями в художественном мире. Посещал выставки, выписывал журналы и книги по искусству, прочитывал их. В ноябре 1898 года Третьяков поехал в Петербург. Там он посетил выставку, устроеную издателем журнала "Мир искусства" Дягилевым, где приобрел для галереи эскиз к картине И. Левитана "Над вечным покоем". Бесконечный простор воды и неба. Свет в одиноком окне маленькой часовни, забытые могилы навевали мысли о вечности природы и краткости человеческой жизни. По-видимому, драматичность левитановского эскиза была созвучна тогдашнему настроению Третьякова. Этот эскиз оказался последним его приобретением.