НОВАЯ ЭКСПОЗИЦИЯ

Строительство второй пристройки приближалось к концу.

Уже весной 1882 года проводились завершающие работы. Вставляли оконные рамы, натирали до блеска полы, ставили щиты для развески картин.

Весна была в том году ранней и теплой. Высокое небо сияло глубоко и прозрачно. В открытые окна новой галереи тянулись зеленые ветви из сада. А сад теперь казался узкой зеленой полоской между стеной галереи и белой церковной оградой. Сквозь кусты сирени между стволами берез просматривался из окон галереи маленький домик у церкви, где ютились просвирни и богаделки. Дорожка, пересекающая сад, вела мимо этого домика и церкви. Вечерами дорожку освещали шкаликами с купоросом.

В сумерки, стоя у окна галереи, Третьяков задумчиво глядел на голубой свет этих огоньков и думал о том, что, пожалуй, раньше осени дела не позволят ему заняться вплотную размещением картин.

Третьяков не ошибся в своих предположениях. Только в октябре он смог приступить к экспозиции в новом помещении. Три зала первого этажа, самые светлые, он предназначил для коллекций картин и этюдов Верещагина. Их было так много, что в первом и втором зале для увеличения экспозиционной площадки принесли дополнительно деревянные щиты. Эти залы вместили картины и этюды Туркестанской серии. Отдельные щиты заняли большие полотна "Апофеоз войны", "Торжествуют", "Представляют трофеи". Третий зал заняла Индийская серия. Света было много, и работы Верещагина производили неотразимое впечатление свежей яркостью света, удивляли точностью рисунка в передаче архитектурных деталей. А в трех залах второго этажа Третьяков после долгих обдумываний и расчетов так разместил картины: первый зал заняли "Утро стрелецкой казни" Сурикова и меньшие по размеру картины Прянишникова, В. Маковского, Чистякова, Лагорио; второй зал - "После побоища Игоря Святославича с половцами" В. Васнецова и работы Шишкина, Куинджи, Максимова, Мясоедова, Айвазовского, Бронникова; третий зал-"Христос в пустыне" и портреты Крамского, здесь же находились пейзажи Ф. Васильева.

В освободившийся зал "старой" галереи Третьяков решил собрать все работы художников XVIII и начала XIX века. Это были главным образом портреты и несколько пейзажей. Вместе оказались работы Антропова, Аргунова, Рокотова, Левицкого, Боровиковского, Кипренского, Тропинина, Брюллова, Венецианова, С. Щедрина и Лебедева.

Одновременно Третьяков распорядился начать ремонт нижнего этажа первой пристройки и строить жилое помещение по фасаду дома с западной стороны, для чего вновь решился уменьшить сад и рубить деревья.

Теперь галерея, открытая для широкой публики, стала привлекать большее число зрителей. Тогда же Репин писал Третьякову: "Что за бесподобная коллекция, с каждым разом она мне кажется лучше, да оно так и будет, она растет".

Каждый год количество посетителей все увеличивалось, росла известность коллекции Третьякова. Третьяков просил служащих записывать, сколько людей бывает в галерее за день. Так всего за 1881 год прошло 8368 человек.

Художники и ученики Училища живописи, ваяния и зодчества просили разрешения копировать в залах галереи. Третьяков с радостью дал согласие.

Галерея стала превращаться в своего рода школу для художников, где они могли упражняться в своем мастерстве, практически изучать способы работы лучших живописцев, постигать секреты мастерства, вместе с тем изучая достижения своих собратьев, искать в своем искусстве новых самостоятельных путей.

Иной день работать в залы галереи приходило столько художников, что их мольберты мешали обычным посетителям рассматривать картины. Особенно много копировали с работ Перова, Айвазовского, Репина, Сурикова.

Вход в галерею был бесплатный. Шли посмотреть картины москвичи и приезжие.

Не обходилось и без курьезных случаев. Догадливые замоскворецкие свахи сообразили устраивать смотрины в залах галереи, приводили сюда женихов и невест с их родными. Правда, такая публика мало рассматривала картины, а больше интересовалась богатством нарядов невест и статностью женихов. Узнав об этом от своих служащих, Третьяков улыбнулся и сказал: "Ну что же... Пусть хоть таким путем заглядывают в культуру. Достаточно, что узнали дорогу в галерею".

Третьяков никогда не выходил в галерею в часы, открытые для посетителей. Но бывал в галерее по нескольку раз в день. У него установилась на всю жизнь привычка: перед тем как идти работать в контору, от 8 до 9 часов утра проходить по залам галереи, рассматривать картины, проверять их сохранность, давать указания о развеске новых картин. Каждый день после обеда к нему должен был являться один из служителей галереи с докладом, как обстоят дела, сколько было посетителей, кто был и что говорил. Все Третьякова интересовало.

Иной раз поздно вечером он вызывал служащих галереи и давал указания, куда переместить ту или иную картину. Служащие спали на походных кроватях в залах. В студеные зимние ночи, боясь, чтобы картины не замерзли, Третьяков обходил со свечой в руке залы и проверял показания термометров. В летнюю жару, когда открывали окна, Третьяков, оберегая картины от пыли, копоти и мух, приказывал надевать специальные защитные сетки на форточки. Когда производилась уборка в залах, то пол мыли, а потом натирали до блеска. Служащие надевали белые трикотажные перчатки, брали в руки специальные пуховые кисти и осторожно удаляли пыль с картин и рам. Если картину надлежало переносить, то ее очень бережно, чтобы меньше сотрясать, снимали со стены и клали на ковер или специальные матрацы. Когда надо было фотографировать картину, то, чтобы не снимать ее со стены, ставили особый штатив, на котором фотоаппарат поднимали.

Заботило Третьякова оформление картин, он ревностно следил, чтобы рама была подходящей и красивой, так как считал раму непременной частью картины, которая может выявить лучшие ее стороны или, наоборот, погубить. Многие рамы он заказывал в мастерской известного рамочного мастера француза Мо. И непременно советовался с автором картины, спрашивая мнения художника на этот счет.