Лето 1878 года, как в всегда в эти годы, Третьяковы проводили на даче в живописнейшем месте Подмосковья - Кунцеве. Усадьба Кунцево принадлежала в 80-х годах московскому купцу Козьме Терентьевичу Солдатенкову. Он был близким знакомым Третьякова в тоже страстно увлекался собирательством картин. В Кунцеве он построил пятнадцать дач, которые на лето сдавал главным образом своим друзьям. А друзья его были самые именитые московские купцы и ревностные коллекционеры искусства: Щукины, Боткины, Солодовниковы, Шелапутины...
Летом на дачах Солдатенкова царило оживление, собирались компании многочисленных почтенных гостей и молодежи.
Третьяков очень любил Кунцево, его природу. Нравилась ему и деревянная дача, в которой они жили. И хотя ему приходилось каждый день ездить по делам из Кунцева в Москву и обратно, он не очень тяготился этими поездками. Третьяков всегда радовался, когда, возвращаясь из Москвы, въезжал в липовую аллею, что вела к пруду и церкви. Он любовался дрожащим отражением куполов и деревьев в зеркале воды, вслушивался в тревожный гомон птиц и улавливал чутким ухом звуки фортепьяно. Тогда Третьяков улыбался: "На даче музицируют, значит, день прошел благополучно".
Часто навстречу ему выбегали дочери Вера и Саша и тут же наперебой рассказывали, как они со своей воспитательницей осматривали овраги и болотца, взбирались на кручи и что трава таволга пахнет миндалем, а цветы незабудки - болотом. Третьяков их слушал, ласково улыбаясь. Он очень любил своих детей и всегда был счастлив в кругу семьи. Здесь он отдыхал. По вечерам, после дня забот, Третьяков любил стричь сухие ветки сирени или гулял по парку, а затем брал какую-нибудь книжку и шел в гостиную слушать музыку.
Но давней своей привычке к дальним одиночным прогулкам он все же не изменял. Часто в воскресные дни, захватив книги и немного еды, уходил Третьяков на весь день в лес. С увлечением зачитывался романом Мельникова-Печерского "В лесах" и "На горах", сочинениями Толстого и Достоевского. Много ходил, любуясь красотой природы.
"Что за художественное произведение природы наше Кунцево! - писал Третьяков Крамскому.- Каждый день увидишь что-нибудь новое, и иногда не узнаешь места виденного вчера или даже сегодня,- так изменяет различное освещение. Кунцево, мне кажется, может вдохновить хороший талант на поэтические картины".
Третьяков радушно звал своих друзей приезжать в гости в Кунцево. Сюда к нему приезжали Крамской, Прянишников, Неврев, Риццони. Несколько раз бывал писатель Тургенев. Они были знакомы и очень симпатизировали друг другу. В каждый свой приезд в Россию из Франции Тургенев непременно навещал семью Третьяковых или в Москве, где не переставал хвалить картинную галерею, или на даче в Кунцеве, когда направлялся в свое имение Спасское-Лутовиново. В августе 1878 года они свиделись в Кунцеве. Встреча была сердечной и теплой. Длинным августовским вечером долго не прекращалась беседа. Красивое и чуть усталое лицо Тургенева озарялось светлой улыбкой, молодело. Он много и охотно рассказывал, вспоминая интересные эпизоды из своей жизни, живо изображал в лицах и заразительно смеялся. Детей по случаю приезда столь редкого и дорогого гостя не отсылали спать, и они жадно слушали и старались запомнить каждое слово знаменитого писателя. Особенно увлекали их воображение рассказы Тургенева о далеких островах в океане, которые называются Новая Гвинея и где среди туземцев живет русский путешественник Миклухо-Маклай.
Тургенев очень просил Третьякова оказать смелому естествоиспытателю денежную помощь, чтобы он ни от кого не зависел и мог продолжать свои научные исследования. Встречи с Тургеневым запомнились навсегда.
С временем, когда Третьяков ездил каждый день на дачу в Кунцево, связан и один курьезный случай, о котором хочется упомянуть, так как в нем проявился его своеобразный характер.
Был у Третьякова кучер - старик упрямый и своенравный. Однажды пришлось Третьякову с ним размолвиться. И произошло это как раз по дороге в Кунцево. Едут они из Москвы. Увидел кучер хлебы, брошенные на дороге. "Не порядок,- говорит.- Дар божий лежит, нельзя оставлять!"
"Не смейте брать,- сказал ему Третьяков,- нас еще в краже могут обвинить!"
Кучер Третьякова не послушал. Тогда Третьяков вышел из коляски и продолжал путь пешком. С тех пор начал Третьяков так вежливо и так строго относиться к кучеру, что тот головы поворачивать не смел. Как-то раз приезжает к Лаврушинскому переулку один а его спрашивают, где хозяин. Он обернулся, а в коляске только саквояж лежит. Третьяков, оказывается только успел его положить, а кучер думал, что он сам сел. Долго потом все домашние над кучером посмеивались.