ДРУЗЬЯ ВСТРЕЧАЮТСЯ

День встречи друзей, тот, в который они твердо верили, еще будучи в Париже, наконец настал - весной 1878 года Репин, Поленов, В. Васнецов собрались вместе. В жизни Москвы, наверное, был он днем не примечательным... Но в их сердцах зажег он чувство близости и особого единения перед началом пути в большое искусство, где суждено им было, поддерживая друг друга, создавать свои замечательные творения. И если Москва тогда не услышала их беседы, их взволнованных слов, то сколько гордилась потом, что в одно время в ней жили и работали лучшие русские художники - Репин, В. Васнецов, Суриков, Поленов...

Они часто собирались вместе, ходили писать этюды в Кремль, в Грановитую палату, в Новодевичий монастырь. Вместе объезжали Подмосковье, славное памятниками старины. Это увлекало их не потому, что они стремились отрешиться от тягот и волнений дней настоящих. Нет, они брались за такие исторические сюжеты, которые наводили на размышления о современности, они обращались к ним, чтобы глубже постичь настоящее, они стали искать ответа на современные вопросы как бы у истоков.

И вставала перед ними Родина, могучая Русь, открывались ее бескрайние дали, и не забитый раб, а в самобытной красоте шел по ней народ-богатырь, слагая песни, воздвигая города, отражая врагов. Народу-творцу, народу-созидателю хотели принести они в дар свое вдохновение, талант, труд.

В рамки жанровой темы явно не умещались чувства и замыслы, требовавшие обобщений и широких художественно-монументальных решений. Недовольно посматривал Васнецов на свои жанровые работы. Их так расхваливал в Петербурге Стасов, а теперь в Москве они кажутся ему самому маленькими, мелкими, поверхностными... Читают мужики военные телеграммы, плачут... Но разве выразилась здесь та скорбь о павших, что стрелой вошла в сердце и там осталась? Разве так надо писать о печальной судьбе русских солдат, когда в их гибели на Балканах отозвались миллионы человеческих жертв, что издревле принесла Россия за свою свободу? Но как работать по-новому, как найти форму, в которой бы оригинально выразились волнующие чувства? Как суметь высказать свою новую оценку событий и жизни?

В. Васнецова мучили все эти вопросы, и он не находил нужного ответа. Порой ему думалось, что в искусство он попал случайно, что у него нет сил и таланта. Разочаровавшись в своих прежних работах, он не видел до поры до времени путей дальнейшего творчества. Он писал своему старшему другу Крамскому, просил совета. Крамской, принимавший в Васнецове сердечное участие, стремился поддержать его в часы сомнений и неуверенности, объяснить положение в искусстве и его современные задачи. "Вся русская школа,- писал он Васнецову,- за последние 15 лет больше рассказывала, чем изображала. Вы попали в ту полосу, когда это направление начинает проходить. В настоящее время тот будет прав, кто изобразит действительно, не намеками, а живым". На глубокие размышления наводило высказывание. Васнецов прочитал это письмо Крамского друзьям, и все вместе долго обсуждали, что определяет задачи искусства настоящего времени и как суметь их выразить не "намеками, а живым". Кто прав: последовательные бытописатели или те, кто стремится освободиться от поглощающего влияния этого направления, отстаивая право на иные формы отражения в искусстве проблем современности?

80-е годы в культурной жизни России принесли с собой утверждение достоинства русской нации, интерес к ее прошлому. Этот интерес ко всему, в чем проявляется народный гений, не был быстро преходящей модой, игрой в славянофильство. Он был серьезен, глубок, всеобъемлющ. Тогда увидали свет "Толковый словарь русского языка" Даля, появились сборники народных былин и сказок, собранных Рыбниковым и Афанасьевым, по инициативе историка Забелина начал создаваться в Москве Исторический музей, Стасов готовил к изданию альбом впервые собранных воедино славянских орнаментов и шрифтов.

Тогда же Островский сочинил пленительную "Снегурочку", Римский-Корсаков писал оперы-сказки, Мусоргский уже создал музыкальные народные драмы "Борис Годунов" и "Хованщина", а Бородин, вдохновившись героической песней "Слово о полку Игореве", работал над партитурой оперы "Князь Игорь". Москва в то время для всех русских стала особенно дорога и притягательна, так как она хранила живую память старины.

Многие называли ее "матушка Москва", многим она дала приют и указала путь. "Как приехал в Москву,- говорил Васнецов,- то почувствовал, что приехал домой и что ехать больше некуда и незачем". И ему она помогла выбраться на желанную дорогу. С далекого детства жили в душе Васнецова мечты о сказочньх воинах, о заставах богатырских, вещих птицах, и верилось, что существуют они где-то поблизости, и стоит их оттуда пригласить в человеческий мир, то явятся они немедля.

Москва помогла художнику найти самого себя, и он понял, что только здесь, в Москве, сумеет выразить "свою веру, свою грезу, свою мечту - имя чему Русь"! Вечерахми, сидя за столом, любил Васнецов читать вслух сказания и былины. Перечитывая "Слово о полку Игореве", поразился он описанию поля битвы: "Пали стяги Игоревы... Тут кровавого вина недостало, тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую". И представилось ему в зловещих лучах заходящего солнца поле, до дальнего леса усеянное павшими. "Тут кровавого вина недостало",- повторял тихо про себя Васнецов. "Тоска разлилась по Русской земле, печаль обильная потекла среди земли Русской".

Вскоре В. Васнецов начал работу над большой картиной. Была эта картина сказка, и быль, и сон, и явь, и скорбь, и надежда... Думал назвать он ее "После побоища Игоря Святославича с половцами".