ВСТРЕЧА С ПЕТЕРБУРГОМ

До двадцати лет Павлу Третьякову не приходилось выезжать из Москвы. В начале октября месяца 1852 года, после подведения финансовых расчетов конторы, Александра Даниловна разрешила своему сыну, правда не одному, а в сопровождении старого кассира В. В. Протопопова, поехать в Петербург. Мать специально дала в провожатые человека рассудительного, неторопливого, осторожного. Протопопов был медлителен и точен, все домашние звали его в шутку Ческин-Чесочкин. Он всем твердил: "И куда спешить. Семь раз отмерь, один раз отрежь. Вот это дело".

После тщательных сборов, после родительских наставлений через 22 часа пути по Николаевской железной дороге прибыл Павел Михайлович в Петербург.

Северная столица встретила его морозом: на крышах домов лежал снег, по Неве величественно и мрачно шел лед.

Не теряя времени, Третьяков и его провожатый стали знакомиться с городом. Вставали в семь часов утра, наскоро завтракали, спешили попасть в музеи, осмотреть достопримечательности, а вечером их ожидал театр.

У Третьякова были куплены билеты на четырнадцать спектаклей. Он с нескрываемым восторгом писал матери, что "видел Каратыгина, Мартынова, Самойлову и Орлову", писал также, что, "сравнивая Петербург с Москвой, нельзя поверить, чтобы эти две столицы были одного государства".

Конечно, побывал Павел Михайлович на Васильевском острове, в Российской Академии художеств.

Над главным входом Академии встретили его слова, выбитые по приказу императрицы Екатерины II: "Свободным художествам", а во дворе Академии, в саду, видел он искусственные скалы, поддельные живописные гроты в стиле пейзажей Пуссена, которые могли навести на мысль о том, что так ли уж здесь свободны искусства, если вместо настоящей и отечественной природы молодым художникам рекомендуется упражняться на театральных, напыщенных декорациях.

Хотел Третьяков осмотреть классы Академии, но посторонних сюда не впускали, а занятий в тот день не было по случаю смерти президента Академии художеств принца Максимилиана Лейхтенбергского.

Царский двор ввиду такого печального события назначил траур, театры были временно закрыты, и Третьяков со своим спутником долгие часы проводил в Эрмитаже. Он был ошеломлен невероятным разнообразием, глубоко подлинной красотой искусства различных времен и стран.

От застывших фараонов Египта до изящных скульптур Кановы, от фламандца Рубенса до грациозного Ватто - все просмотрел Третьяков.

Глядя на "Мадонну" Рафаэля, на "Святое семейство" Адриана Вандерверфа, на "Девочку с цветами" Мурильо, нельзя было оставаться спокойным; восхищаясь, трудно было не задать себе вопроса: "А что же в России в те времена делали наши русские художники и где собраны их произведения?"

В письме к матери Третьяков сообщает, что видел сотни таких вещей, о которых прежде и не имел даже понятия.

Первая поездка в Петербург изобилием новых впечатлений всколыхнула в глубине души уже бродившее чувство, которое, может быть, не всегда ясно и четко до этого можно было определить,- чувство безраздельной, беззаветной любви к изящному. И еще сознание собственной неопытности и малых знаний в понимании искусства, желание изучить его и понять.