«...цензура, у которой я есмь весьма опальный человек»

Эти слова принадлежат историку церкви Евгению Евстигнеевичу Голубинскому. Большую часть жизни (с 1854 до 1912) он провел на Маковце. Здесь им были написаны такие произведения, как «К нашей полемике со старообрядцами», «История русской церкви», «История канонизации русских святых», «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра».

В ту пору в духовных заведениях было немало историков церкви, но Е. Е. Голубинский стоит среди них особняком. Себя он причислял к либеральному направлению. Ему было присуще критическое отношение к источникам и церковным явлениям, зафиксированным в них. Сохранилось фото историка, под которым его рукой написано: «Представляя желающим и произволающим быть сторонниками истории глупой или лгущей, я со своей стороны есть горячий почитатель истории настоящей».

Сохранилась довольно редкая книга воспоминаний Голубинского, изданная в Костроме в 1923 году мизерным тиражом - в 100 экземпляров. Только в советское время стала возможной ее публикация. Из нее мы узнаем интереснейшие подробности из жизни русского духовенства, об учебе в семинариях и духовной академии, принципах преподавания в них, о наставниках учащихся.

В мельчайших подробностях в книге раскрывается образ жизни духовенства села Матвеева Костромской губернии, где в 1834 году родился и провел детские годы Голубинский. Он пишет о том, что «духовенство всех приходов (как, впрочем, и решительнейшее большинство духовенства всей епархии и едва ли не решительнейшее большинство духовенства и всей России, по крайней мере, северной), без преувеличения можно и должно сказать, предано было безмерному пьянству или совсем погружено было в пьянство» (Голубинский Е. Е. Воспоминания, с. 5). Далее автор описывает так называемый «пьяный год» священников села. Начинался он с пасхи, в первый день которой устраивались хождения священников «по самим себе». В хождениях по обыкновению принимали участие представители причтов, хождения эти нередко оставались неоконченными, так как уже после закуски у третьего священника люди оказывались в таком положении, что и до домов своих не могли добраться. Со второго дня пасхи следовала «слава» по приходам, которая продолжалась очень долго. Надо было обойти более 30 деревень, разбросанных на значительном расстоянии. «А славить для нашего духовенства, - отмечает историк, - значило пить и пить и напиваться каждый день к вечеру до совершенного положения риз» (Там же, с. 6). Затем наступали молебны, связанные с деревенскими церковными праздниками, наибольшая часть которых приходилась на лето. На эти молебны священник с причтом выезжали в обязательном порядке, и считалось за чудо, если священник и кто-либо из его помощников не напивались к вечеру так, что не могли не только отправлять службу, но и стоять на ногах.

С осени и до половины рождественского поста наступал новый период винопитий, связанный с крестинами и с отправлением всевозможных треб. После рождества - снова «слава», причем еще большая, чем па пасху. Затем игрались свадьбы, на которых обильно угощалось водкою духовенство.

На великий пост хмельные возлияния затихали. Но после него начинался новый «пьяный год». И все повторялось сначала.

И вот при такой-то картине нравов духовенства современные богословы и проповедники, ничуть не смущаясь, пишут и говорят об «огромной просветительной роли церкви и ее священнослужителей», а также об их деятельности в улучшении нравственности народа! В чем же они могли просветить свою паству, чему научить? Ведь не случайно в народе, в его устном творчестве так много сатирических и юмористических рассказов и анекдотов о представителях русского духовенства.

По окончании Костромской семинарии Е. Е. Голубинский был послан в Московскую духовную академию, которая тогда уже располагалась в Троице-Сергиевой лавре. В «Воспоминаниях» он подробно рассказывает о профессорах академии, учебе и образе жизни студентов. Пишет Голубинский и о собственной службе в этом духовном учебном заведении, о своих трудах, которые здесь в основном и были написаны. Как гласит древнее изречение, «книги имеют свою судьбу». Свою судьбу имели и труды Е. Е. Голубинского.

Одна из характерных черт его личности, отмеченная современниками, - самостоятельность. Она проявлялась и в ученых исследованиях, и в отношении к людям, и в его характере. Студенты уважали своего профессора за смелый критический анализ исторических документов и независимость. Не по этой ли причине Голубинский нажил недоброжелателей среди местной профессуры и церковного начальства?

В речи, произнесенной перед началом защиты своей «Истории русской церкви» (на соискание степени доктора богословия), он говорил: «При моем изучении русской церковной истории я поставил своею нарочитою задачею критическое отношение к ее материалу». И далее последовало утверждение, что он отрицает достоверность повести о крещении св. Владимира, помещенной в летописи, и признает ее за позднейшую легенду.

Совсем не случайно Синод долго не удовлетворял ходатайство Совета академии о присуждении Голубинскому степени доктора богословия. Что же касается его сочинения «Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра», то после его публикации в «Богословском вестнике» появилась статья, которую иначе, как пасквилем, не назовешь: рукою автора водила личная вражда к Голубинскому и к его убеждениям.

Не избежал историк церкви внимания к себе и со стороны митрополита Московского Филарета, наиболее известной фигуры в истории Русской православной церкви XIX века. Без него, пожалуй, трудно представить важнейшие события в жизни церкви, да и всего в целом русского общества.

К моменту восстания декабристов 1825 года Филарет был уже архиепископом и настоятелем Троице-Сергиевой лавры. Он со всей определенностью выразил свое отношение к этому событию и расправе царя над дворянскими революционерами: «...внезапная буря угрожала общественному порядку и безопасности. Но царь, твердой правдою своего призвания и упованием на Бога, не поколебался ни на мгновение; крепостью своего духа запретил буре, утвердил престол в то самое время, когда воссел на него; в первый день царствования сделался избавителем царства».

«Середь Кремля митрополит Филарет благодарил бога за убийства» (Герцен А. И. Поли. собр. соч., т. 8, с. 62), - писал об этом в «Былом и думах» А. И. Герцен.

С воцарением Николая I начинается «тяжелая эпоха», когда, по словам того же Герцена, все было прибито к земле, одна официальная низость громко говорила, литература была приостановлена и вместо науки преподавали теорию рабства, цензура качала головой, читая притчи Христа, вымарывала басни Крылова. Не последнюю роль в реакции, наступившей после подавления восстания декабристов, играли церковь и ее архипастырь митрополит Филарет.

Мимо него не проходила издательская деятельность не только церковных, но и светских учреждений. Вот один из приемов, применявшихся Филаретом в критике не понравившихся ему произведений. В двух номерах «Москвитянина» за 1842 год Д. П. Голохвастовым были опубликованы «Замечания об осаде Троицкой лавры 1608-1610 гг. и описание оной историками XVII, XVIII и XIX столетий». Автор критически подошел к некоторым взглядам на события из истории осады и деятельность отдельных исторических личностей. Все это явно пришлось не по душе Филарету. Он спровоцировал полемику с Голохвастовым через профессора А. В. Горского, ректора Московской духовной академии, который выступил в том же «Москвитянине» со статьей «Возражения против замечаний об осаде Троицкой лавры».

Очевидно, такая форма выступлений против опубликованных произведений была у Филарета испытанной, и он к ней прибегал неоднократно. Когда до него дошло, что молодежь не только в университете и лицее, но и в духовных учебных заведениях активно читает статьи Герцена «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы», он стал грозиться принять «душеоборонительные меры против такой вредоносной истины». И принял, поручив выступить с опровержением новых философских учений одному из профессоров той же духовной академии. Сама академия почти с начала перехода ее в лавру вплоть до конца 60-х годов находилась под «водительством» Филарета.

Е. Е. Голубинский существенно дополняет характеристику его облика, выделив главную черту в нем - деспотизм. Современные православные богословы эту черту замалчивают, много говоря о якобы присущей Филарету «любви к человеку и родному народу». Но более всего он любил себя. Всегда напоминал личным поварам о том, чтобы пища для него готовилась из самого свежего, самого лучшего продукта и чтобы остатки от обеда не подавались на ужин, а блюда были приготовлены вновь; перед публичными выступлениями репетировал перед зеркалом свои позы и жесты. По наблюдениям Голубинского, митрополит Филарет был наделен чрезвычайно властным и деспотичным нравом. Архиерею ничего не стоило сделать разнос тому, с кем он входил в общение. Конечно, не всякому, а ниже его по рангу. К преподавателям и профессорам академии Филарет придирался и ругал их так, что иных доводил до слез. Митрополит нещадно черкал их рукописи и часто возвращал с резолюцией: «Не годится». Очень не одобрял, когда кто-либо стремился выдвинуться, а к тем, кому это удавалось без его ведома, относился с пренебрежением.

Голубинский подмечает и такую черту у митрополита, как варварское отношение к памятникам истории. Известны случаи, когда этот архипастырь уничтожал отдельные рукописи или вырезал из них места, которые, по его мнению, могли принести вред.

Гнет с его стороны, очевидно, ощущал на себе каждый служащий академии. И у Голубинского совершенно не было оснований отзываться о нем лестно. Вот как он заканчивает свои записки о главном начальнике академии: «Помню, когда носился слух о тяжелой болезни митрополита, я стоял у конторки и писал свой «Краткий очерк». (За несколько месяцев перед тем я окончил исследование о Константине и Мефодии.) Вдруг ударили в большой лаврский колокол. Я понял, что это возвещали о смерти митрополита, и невольно перекрестился, сказав про себя: «Гора свалилась с плеч!» Исследование о Константине и Мефодии я подавал потом на Уваровскую премию и мне ее присудили полностью. Если бы дело было при митр. Филарете, то нельзя было бы помимо его подавать сочинение на премию; а если бы я подал без ведома Филарета, то тягчайший гнев его постиг бы меня. А если бы послать Филарету на тот свет мою «Историю русской церкви», то он пришел бы в истинную ярость» (Голубинский Е. Е. Воспоминания, с. 40).

В личном поведении Филарет избрал девиз: «Благоразумие и осторожность». Видимо, он последовательно исполнял его. В социальном отношении такое поведение оборачивалось консерватизмом и реакционностью.

В начале второй половины XIX века в России обсуждался вопрос об учреждении училищ для начального образования. Митрополит Филарет не замедлил отреагировать: он пишет обер-прокурору Синода А. П. Ахматову письмо, излагая отрицательное мнение по делу о народных училищах. В нем выражается сомнение в том, что действительно ли нужно русскому народу распространение просвещения, Грамотности. «Тысячу лет, - писал он, - прожила Россия, возросла, укрепилась, распространилась, значительно образовалась, и благоустроилась при весьма ограниченной грамотности народа: была ли бы в том беда, если бы решились сделать ее всю грамотною не вдруг, в пять или десять лет, а постепенно, в пятьдесят или сто?»

Резко отрицательный отзыв последовал от настоятеля лавры по поводу устройства в Сергиевом посаде театральных представлений. Он возмутился от одной только идеи, называя театральные зрелища «противурелигиозными и противунравственными, вызывающими соблазн и чувственные, нечистые, порочные впечатления». Театр в посаде был запрещен.

Не без участия Филарета был похоронен и проект организации народного училища. Духовные власти сослались на недостаток средств, которые жертвовал на его создание один из жителей Сергиева посада. Однако это был лишь повод для отказа. Не далее как через год руководство лавры изъявило желание построить каменную тюрьму для Сергиева посада и способствовало осуществлению этого замысла, не пожалев для строительства ни денег, ни материалов. И неудивительно. Лавра действовала в общем русле идеологической направленности православной церкви - затормозить движение широких масс к светскому образованию. Своей же культовой деятельностью она уводила людей от земных насущных интересов.

Какова суть религиозного культа, осуществляемого в лавре? Об этом и пойдет далее речь.