Во всяком монастыре есть главные ворота. В Троицком им дали название Святые. Они обращены на восток, устроены в Красной башне и в церкви Иоанна Предтечи, которая именуется еще Надвратной. Внутренние боковые стены арок башни и церкви в XIX веке расписаны палехскими художниками, изобразившими сцены «жития» Сергия Радонежского и события истории созданного им монастыря. Подобные сюжеты встречаются и в других произведениях: иконах, лицевом шитье, предметах прикладного искусства. Однако они дают лишь самое общее представление о начале строительства монастыря и его первом игумене, так как чаще всего носят мифический характер и связаны с «чудесами» Сергия. Ни он, ни его деяния, изображенные в этих произведениях, не являются подлинно историческими. Сам Сергий показан в них как святой, могущий совершать чудеса. Например, в иконе троицкого иконописца Евстафия Головкина «Сергий Радонежский с житием» таких сцен девять из девятнадцати. Здесь и «Борьба с бесами», и «Явление богоматери Сергию», и «Исцеление слепого епископа», и «Исцеление слепца у гроба Сергия» и др.
Многие перечисленные сюжеты заимствованы и перенесены в изобразительное искусство из «житий» Сергия. Первое из них было написано Епифанием Премудрым.
Уже у Е. Е. Голубинского заметно критическое отношение к данному жанру древнерусской литературы. Он указывает на церковные каноны, которые сдерживали писателей в их стремлении полно представить биографию главного персонажа. «Житие» он определяет как произведение не столько исторически-повествовательное, сколько ораторски-назидательное. Даже если составители «житий» и имели полные и обстоятельные сведения о биографии, они их во всем объеме не освещали. Этот жанр был заимствован из Византии в уже устоявшейся условной форме. «Житие» - это похвальное слово, нередко с ярко выраженной назидательностью. Что же касается Епифаниева жизнеописания, то в древнерусской литературе того периода трудно найти нечто ему подобное. Поражаешься богатством русского языка. Автор в совершенстве владеет многими оттенками слова. Один предмет, одну его сторону он может изобразить таким количеством эпитетов, что дух захватывает при чтении. И все же как биограф, по мнению Е. Голубинского, Епифаний, к сожалению, далеко не может быть признан удовлетворительным (См.: Голубинский Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. М., 1909, с. 5). Тем не менее именно на основе «жития» были разработаны церковно-богословские концепции личности Сергия и определена его роль в создании монастыря.
Современные авторы церковно-исторических сочинений, рассказывая о возникновении монастырей, отмечают, что обычно какой-нибудь инок (иногда несколько), желая уединения и молитв, уходил в пустыню или лес, строил себе хижину и поселялся там. Затем слава о его подвигах привлекала к нему других людей.
Об основателе Троицкого монастыря сказано, что в тяжелые для нашего отечества годы «Господь даровал русской земле великого угодника и подвижника». Причем в подобного рода сочинениях Сергий представляется тихим и кротким старцем, который лишь проповедовал смирение, покорность, самосовершенствование человека ради его спасения в загробной жизни. Церковные авторы пытаются даже вести отсчет новой эпохи развития Русского государства от Сергия, так как якобы господь, услышав его молитвы, дал победу русскому воинству на поле Куликовом.
Историкам, изучающим событие 650-летней давности, приходится среди обильных фантастических наслоений христианской мифологии выискивать в источниках довольно скудные реальные факты. И только на их основе воссоздавать или реконструировать историческую действительность.
Из полученного таким образом материала мы узнаем, что Сергий - выходец из разорившейся боярской семьи. Родился в 1322 году. Время его жизни совпало с тяжелым для древнерусского государства периодом. Русь была под игом монголо-татар. Не прекращались княжеские междоусобицы. Вместе с тем набирал силу процесс объединения русских земель, который возглавили московские князья. Одновременно началось освоение крестьянами земель к северо-востоку от будущей столицы.
Московские князья искали поддержки своей центра-лизаторской политики у господствующей части русского общества, среди высшего сословия. Они привлекали людей, которые бы заняли их сторону.
В то время недалеко от Москвы, в городе Радонеже (ныне село Городок), появилась семья разорившихся ростовских бояр - отец, мать и трое сыновей. Одного из них звали Варфоломей.
Вместе со своим братом Стефаном, который уже был в монашестве, Варфоломей - будущий основатель монастыря Сергий Радонежский (Датой основания монастыря церковь считает 1337 год. Однако в дореволюционной и современной литературе встречаются и иные датировки. Некоторые советские исследователи называют 1345 год) - вначале пытался осесть в районе так называемого урочища Белые Боги, где находилось языческое святилище. Братья низвергли стоявших там идолов, но дальше этого дело не пошло. Не удалось задержаться им и поблизости от современного села Марфина. Очевидно, они натолкнулись на сопротивление местных землевладельцев, которые прекрасно представляли, что будет после постройки здесь первой кельи. Ведь, как правило, появившиеся монахи претендовали на близлежащие к монастырю земли, да и на крестьян. Пришлось «ищущим уединения» отправиться дальше, пока не найдено было возвышенное место под названием Маковец. Однако и это место нельзя назвать в полном смысле пустынным.
В округе города Радонежа в 30-50-х годах XIV века шла интенсивная колонизация земель. Близко от «пустынного» Маковца проходила оживленная дорога из Москвы в Переславль-Залесский и Ростов; в трех-четырех километрах начиналось поместье Зубачевых, недалеко стоял Хотьков монастырь, основанный еще родителями Варфоломея. Конечно, биограф Сергия Епифаний Премудрый сгущал краски, когда писал: «Не бе тогда окрест монастыря ни сел близ, ни дворов, все пусто, со вся страны лес бе, все пустыня».
После постройки хижины брат Стефан ушел в Москву. Варфоломей некоторое время пребывал один, но общение с миром не прекращалось. Жизнеописатель доносит до нас факты, когда кто-то из крестьян приходил к келье и приносил ему хлеб. Потом один из священников совершил над Варфоломеем постриг. Он был наречен Сергием. К нему стали стекаться люди, желавшие жить в монастыре.
Таким образом, возникновение Троицкого монастыря, как и многих других, связано с социально-экономическим развитием удельных княжеств, в том числе Радонежского удела.
Однако неверно было бы не учитывать и личные мотивы первых устроителей монастырей. Находясь под влиянием христианской аскетики, некоторые из них не видели ни смысла, ни значения в мирской жизни. Она рассматривалась только как подготовительный этап к будущей потусторонней жизни. Земной путь, во многом трудный и безрадостный, представлялся им греховным и преисполненным бед. Греховность земного запечатлена в ряде произведений средневековых авторов. Летопись так повествует о мотивах ухода Варфоломея в лесную чащу Маковца: «...юноша Варфоломей, не возхоте женитися, но зело желаше во иноческое житие пострищися и в том угожати Богу и работати Ему от всея душа день и нощь, по реченному: изволих приметатися в дому Господни, неже жити ми в селех грешничих» (Полное собрание русских летописей. СПб., 1897, т. 11, с. 130).
Нельзя не сказать и о том, что монастырские стены привлекали многих потому, что в них предполагали найти тихое пристанище от мирской несправедливости, надежную защиту от политических, административных преследований и угнетений.
В последнее время православные богословы много пишут о роли и значении православия, его организаций, в частности и монастырей, в русской истории и развитии культуры. В их сочинениях все больше делается крен в сторону гражданской темы, которая формулируется как «социальное служение церкви», причем роль церкви и монастырей безмерно превозносится. В одной из статей читаем, что-де «Сергиева обитель становится образцом того устроения мира, который открывался русским людям». Автор другого сочинения добавляет, что основателем обители показан, а насельниками осуществлен пример идеального смирения, кротости, милосердия и равенства. Преувеличивается роль монастыря и в централизации Русского государства.
Во времена игуменствования Сергия в монастырской жизни появились некоторые нововведения. До середины XIV века на Руси были так называемые ктиторские монастыри. Они создавались и существовали на средства феодала, который и правил монастырем. С 50-х годов XIV века создаются монастыри, не зависимые от феодала. Причем Сергий возрождает общежитийный устав. В идеале монахи по уставу - члены единого тела, слова «мое», «твое», раздирающие человеческую общность, им чужды. Идеальное единство должно было устанавливаться во всем: общий стол, равенство в одежде и обуви, одно для всех жилище, участие в богослужении, молитва и исповедь перед игуменом.
Выражением монастырского единства являлось беспрекословное повиновение игумену. Очевидно, оно шло от обета ученичества и послушания, дававшегося монахами. Во всем - регламентация и соблюдение дисциплины. Разошедшимся по кельям монахам надлежало продолжать молиться. Епифаний рассказывает, как Сергий ходил по кельям и напоминал монахам о благочестии. В послании константинопольского патриарха Сергию содержалось требование о всецелом повиновении и покорении братии монастыря отцу и наставнику своему - игумену. Правда, в этом не было ничего нового. Здесь можно с уверенностью говорить об организационных заимствованиях из социальных иерархических учреждений, существовавших в феодальном обществе. Подтверждение тому - относительный характер равенства между иноками в монастырях.
В каждом монастыре существовали разнообразные градации по принципу участия монахов в богослужении и выполнении ими административно-хозяйственных функций. В Епифаниевом «житии» упоминаются канонарх, екклесиарх Симон, диакон Онисим, келарь Илия. Неизвестно, были ли в то время у них помощники или прислужники, но у Сергия таковые имелись: келейник Михей, который ему «возливал воду на руце», позднее им был Никон, будущий преемник первого игумена. Упоминается «посольник» Иаков Якута, то есть посыльный в мир в случае каких-либо важных дел.
Существовали разграничения и по степени совершенствования монаха в его духовном служении. Так, Сергий собственноручно благословлял инока Исаака на молчание. Среди иноков были люди с тем или иным авторитетом, то ли имевшие его в миру до пострижения, то ли уже заслужившие его среди братии.
Наконец, как бы ни восхваляли агиографы, а за ними современные богословы кротость и смирение Сергия, тем не менее он был хозяином монастыря. Именно ему принадлежала высшая власть. Срок его игуменствования не был оговорен. Он управлял всеми делами, постригал новых монахов, более того, ставил своего преемника. Он - лицо в принципе неподотчетное.
По-видимому, такой монастырь с общежитийным уставом стал более импонировать и центральной государственной власти. В нем она видела своеобразную опору в своей политике. С другой стороны, Сергий с первых шагов своей монастырской деятельности ориентировался на политику московского князя. Кстати, для того чтобы построить келью в подмосковном лесу, Варфоломей испрашивал разрешения у московского князя.
Что же касается начала централизации, то в ней первостепенная роль принадлежала отнюдь не монастырям. В централизации были заинтересованы низы русского общества - крестьянские массы и городские слои - и боярская верхушка. Каждая из социальных групп Руси той поры была заинтересована в объединении по-своему.
Церковь также преследовала свои интересы в установлении централизованной власти. Ее руководители сознавали, что осуществлять церковное управление объединенной массой христиан намного легче. Следует заметить, что в русском обществе на рубеже XIII-XIV веков накопление сил, развитие производства, возрождение городов постепенно влияли на ослабление монголо-татарского ига. Стала меняться и позиция церкви по отношению к нему, тогда как до начала XIV века представители церковной верхушки заискивали перед ханами. Следовательно, процесс централизации происходил вполне самостоятельно, и первостепенная роль в нем принадлежала социально-экономическим факторам, а русская церковь включилась в этот процесс.
Естественно, Троицкий монастырь и его первый игумен были вовлечены в орбиту происходивших государственно-политических событий. Тесно связанный с семьей московского князя Дмитрия Донского, Сергий Радонежский оказывал князю поддержку в политических делах. Выполнял его поручения. Мирил между собой князей, заставляя их подчиниться московскому князю, причем не только увещеванием, но и силою, закрывая церкви у непокорных.
Следовательно, Сергий именно своей активной деятельностью заставил о себе говорить. Авторитет его повышался в глазах людей и потому, что он являлся одним из церковных руководителей, а церковь, как известно, была организацией ведущего, главного в ту пору мировоззрения - религиозного. Именно в рамках этого мировоззрения Сергий основал направление, в котором нашла отражение светская идея единства. Крупный советский исследователь мировоззрения Древней Руси А. И. Клибанов характеризует разработанную Сергием в специфической форме идею как грандиозную социально-экономическую утопию, вытекающую из христианского учения о троичности божества. То есть идея триединства проповедовалась на наиболее доступном чувствам и сознанию народных масс языке религиозных понятий и образов. Идея единства стала объектом религиозного культа. «Сергий, - подводит итог исследователь, - основоположник культа Троицы как религиозной перифразы идеи народного единения» (Клибанов А. И. К характеристике мировоззрения Андрея Рублева // Андрей Рублев и его эпоха. М., 1971, с. 99). Таким образом, Троица в глазах средневекового человека стала олицетворять идею единства, преодоления распрей русских князей. Кстати, первая церковь, построенная в монастыре Сергием, была освящена в честь Троицы.
Перед походом на Куликовскую битву московский князь Дмитрий Иванович заезжал за благословением к игуменам близлежавших от Москвы монастырей. По некоторым источникам, он получил напутствие и от Сергия, который направил в войско Дмитрия двух монахов, в прошлом воинов, Ослябю и Пересвета. Последний и начинал битву поединком с татарским воином Челубеем.
Эти факты церковные авторы охотно включают в свои сочинения, подтверждая безоговорочно положительную и даже первостепенную роль Сергия в разгроме монголо-татар на Куликовом поле.
Однако значение политической деятельности Сергия нельзя переоценивать, считая ее только положительной, ибо в ней были и отрицательные моменты. Не всегда Троицкий монастырь и его первый игумен поддерживали централизаторскую политику Москвы. К тому же часть фактов, на которых строится оценка деятельности Сергия, относится к разряду легендарных.
В одном из выдающихся памятников древнерусской литературы - «Задонщине», повествующем о Куликовской битве, отсутствует сюжет с благословением Сергием Радонежским князя Дмитрия Ивановича. «Летописная повесть о побоище на Дону» упоминает лишь о грамоте, посланной Сергием вдогонку русской рати и врученной князю уже на берегах Дона. А в «Сказании о Мамаевом побоище» эпизод с посещением великим князем первого игумена Троицкого монастыря перед битвой, по мнению академика Л. В. Черепнина, сильно приукрашен: «Внесение этого эпизода в рассказ о борьбе русского народа с Мамаевой ордой, вероятно, вызвано желанием приподнять роль Троице-Сергиева монастыря как церковного центра» (Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках // Очерки социально-экономической и политической истории. М., 1960, с. 606). Такую же позицию в этом вопросе занимал академик М. Н. Тихомиров. Не только легендарный, но и тенденциозный характер многих записей «Сказания...» подтверждает и современный исследователь Р. Г. Скрынников. Он же обоснованно доказывает недостоверность церковной версии «прикомандирования» Сергием Александра Пересвета и Андрея Осляби к войску Дмитрия. Советский историк А. С. Хорошев в своей недавно вышедшей монографии «Политическая история русской канонизации (XI-XIV вв.)» скрупулезно исследовал многие вопросы, связанные с историей канонизаций митрополита Алексия и Сергия Радонежского. Он много внимания уделил показу взаимоотношений, какими они были на самом деле, между этими двумя церковными деятелями и московским великим князем Дмитрием Ивановичем. А взаимоотношения были очень сложными. Ведь вплоть до середины 70-х годов XIV века церковь соблюдала сложившийся традиционный союзнический характер отношений с Ордой, да и светская политика не была наступательной. Во второй половине века заметен рост национально-освободительного движения. И поднять его знамя взяли на себя московские князья, первым из которых стал великий князь Дмитрий Иванович.
Возникла новая ситуация, и в ней надо было срочно определяться иерархам и известным церковным деятелям русской митрополии. Да, они поддержали московских князей в их централизаторской политике. Как мы видели, Сергий даже развил идею единения в религиозных понятиях, популярных для того времени. Однако среди этих же представителей церкви были люди, которые, как показали исследования А. С. Хорошева, лелеяли надежду встать выше светской власти, перевести Русь «на рельсы теократического развития», то есть церковь стремилась реализовать и сугубо свою, церковную политику. Ее выразителем был митрополит Алексий. Сергий являлся его прямым последователем. Великому же князю Дмитрию Ивановичу удалось разгадать тайные стремления этой части церковных иерархов и предпринять решительные меры к их пресечению. В церковно-исторической литературе нередко встречается упоминание о желании митрополита Алексия перед смертью передать управление митрополией Сергию Радонежскому и об отказе последнего. Отказ объясняется тем, что Сергий якобы сам признал себя недостойным столь высокой чести - быть первоиерархом, пожелав остаться игуменом построенной им обители. Если же более конкретно подойти к делу о передаче церковной власти, то оно принимает иной оборот. Действительно, перед смертью Алексий возложил на Сергия драгоценный крест с мощехранительницей «яко некое обручение». Еще в начале нашего века историк П. П. Соколов заметил, что «Сергий принял это обручение с будущею кафедрою во имя монашеского послушания». По смерти Алексия, как отметил летописец, «мнози моляху» Сергия принять митрополию. Но среди «многих» не было главного - великого князя Дмитрия. Обстоятельства не благоприятствовали троицкому игумену, и он отказался, сославшись на то, что дело это «выше его меры».
Теперь о самой канонизации Алексия и Сергия. Канонизация рассматривается в научной литературе как своеобразный церковно-политический институт, отвечавший интересам господствующих классов. В причислении к лику святых были заинтересованы и церковь, и княжеская верхушка. Однако московские князья не торопились канонизировать Сергия, дабы не усиливать авторитета церкви. В 1422 году троицкого игумена включили в состав местночтимых угодников, причем большую заинтересованность в этом деле проявил князь Юрий Дмитриевич Звенигородский. Он же пожаловал значительную сумму денег на строительство нового здания Троицкого собора над захоронением Сергия. Этот князь был одним из выразителей сепаратистских настроений. Впоследствии, во второй четверти XV века, когда началась феодальная война и борьбу с Москвой после смерти князя Юрия Дмитриевича возглавил Дмитрий Шемяка, троицкая братия стала одним из самых верных сепаратистов. Подтверждением тому является один из эпизодов разгоревшейся междоусобной княжеской борьбы. В феврале 1446 года великий князь московский Василий II пытался укрыться от врагов в Троице-Сергиевом монастыре. Однако здесь он попал в ловушку. Не без участия монастырских властей князь был выдан заговорщикам и ослеплен. Более того, стража, сопровождавшая князя в ссылку, состояла частично и из троицких монахов.
В ходе феодальной войны церковь еще раз сделала попытку реализовать свою политику - встать выше светской, великокняжеской власти. Однако последняя сумела удержать свои позиции. Церкви ничего не оставалось, как идти на компромисс с московским князем.
Одним из первых шагов в деле укрепления связей между светскими властями и церковным руководством и явилась общерусская канонизация митрополита Алексия и Сергия Радонежского в конце 40-х годов XV века. Канонизация последнего, в частности, способствовала упрочению связей великого князя с влиятельным Троице-Сергиевым монастырем. Именно в это время Василий II дарует обители изумительно тонкой работы золотой потир, выполненный русским мастером Иваном Фоминым.
Может быть, рассказ о столь далеких событиях получился несколько подробным, но считаю-не излишним.
Размышляя о роли Сергия Радонежского в упомянутых событиях, приходишь к выводу: мало действия одной личности, не одна она определяет ход прогрессивного развития общества. Однако церковь всегда превозносила прежде всего личность, причем такую, которая якобы приняла благодать божью (это монах, активный религиозный проповедник и др.) или пеклась о церкви, поддерживала ее (какой-либо князь, царь или другой государственный деятель). Видно, не таким рьяным приверженцем церкви являлся герой Куликовской битвы московский великий князь Дмитрий Донской, коль церковь не канонизировала его, не причислила к лику святых.