ВМЕСТЕ С ОТЦОМ

В конце мая 1847 года в полдень на Красной площади московские купцы бойко вели торговлю. На мосту у Спасских ворот бегал юродивый Микешка. Он расталкивал всех и выпрашивал в подарок то картинку, то денежку. Продавец книг отгонял его палкой. Тут же у книжного прилавка стоял высокий подросток, на вид лет пятнадцати, русый, с серьезным, задумчивым лицом. В руках он держал только что купленную книгу.

Книга состояла из лубочных карикатур на нашествие Наполеона. Открыв страницу наугад, мальчик улыбнулся и стал рассматривать картинку, где русская баба вилами гонит французского офицера, замотанного в женский платок.

Кто-то сильно дернул его за рукав. Книжка упала. Юродивый Микешка, по-лисьи изогнувшись, быстро ее схватил и заскулил: "Отдай мне книжку. Она моя. Тебе, Пашка, отец денежку даст. У Третьяковых сума не дырява. Коли не отдашь, уж я те взвощу, уж я те взбутетеню!" Не успел мальчик ответить, как Микешка дико задрал голову и заорал что есть мочи: "Люди православные! Бога прогневали, черт в небе летит!"

Со стороны Яузы, медленно приближаясь к собору Василия Блаженного, плыл в небе огромный шар. Площадь затихла. Все взгляды устремились вверх. Можно было заметить, что к шару на веревке подвешена корзина, а в ней стоит человек.

"Человек летит!" - прокатилось по площади.

Шар набирал высоту и быстро исчез, унося с собой смельчака, отважившегося совершить воздушное путешествие.

Мало кто в Москве слыхивал, что возможно на шарах летать. И конечно, уж никто не знал имени воздухоплавателя Вильгельма Берга, которому удалось увидеть Москву с высоты, подобно горсти бисера, кинутой на ковер зелени.

Дивился такой небывальщине вместе с другими купец Михаил Захарович Третьяков, говоря своим старшим сыновьям Павлу и Сергею: "Вишь, люди не ангелы, а летают. Ученые, видать! Без ученья не только в небо не подымешься, но и в холщовых рядах не просидишь".

Каждое утро Михаил Захарович Третьяков с сыновьями Сергеем и Павлом направлялся из Замоскворечья в Китай-город. Китай-городом называли тогда Красную площадь с прилегающими к ней торговыми улицами Ильинкой, Варваркой и Никольской.

На Красной площади, на углу Холщевского и Золотокружевного рядов, стояли пять лавок братьев Третьяковых.

Михаил Захарович торговал большей частью льняным полотном. Сыновья с малых лет усердно помогали отцу. Особенной понятливостью отличался старший сын Павел.

К пятнадцати годам он заслужил полное доверие отца, который даже поручал ему записывать некоторые счета в торговую книгу.

Михаил Захарович жалел, что не пришлось ему получить хорошего образования. Сыновей же своих он хотел видеть образованными и культурными людьми и поэтому не скупился приглашать домой хороших учителей, давать деньги на книги, поощрял увлечение театром.

Одного не любил Михаил Захарович - щегольства и модничества, серьезную скромность ценил превыше всего. Ему нравилось, что Павел много читает и просиживает все вечера за занятиями. Сергей же иной раз не на шутку его сердил. Случилось Михаилу Захаровичу заказать новые сапоги для сыновей. В назначенный день пришел он к сапожнику, тот ему отдает готовые сапоги. Видит Михаил Захарович - на Сергеевой паре каблуки высокие.

- Кто велел делать? - спрашивает.

Сапожник отвечает: "Сергей сказал, что отец просит высокий каблук поставить".

Михаил Захарович рассердился, приказал каблуки тотчас сбить, сапожника отругал, а Сергея за ослушание - и того крепче.

Семья Третьяковых была большая и дружная. Кроме Павла и Сергея, росли еще семь братьев и сестер.

Когда старшему, Павлу, исполнилось 16 лет, умерли в одно лето от эпидемии скарлатины четверо младших детей. Мать, Александра Даниловна, не находила себе от горя места, отец с тех пор стал заметно прихварывать. И хотя был совсем не стар, написал на всякий случай завещание, где выразил твердую волю: "Сыновей от торговли и от своего сословия не отстранять и прилично образовать".

Приблизительно в это время Михаил Захарович взял себе в приказчики молодого, ловкого человека - Владимира Дмитриевича Коншина. Очень он ему понравился за деловитость и сметливость. Чтобы покрепче к делу Коншина пристроить, решил женить его на своей дочери Елизавете. Но до свадьбы не дожил. Умер он всего 49 лет отроду, в 1850 году.

Сыновья Павел и Сергей продолжали дело отца и, исполняя его последнюю волю, взяли В. Д. Коншина в компаньоны.