В ЗЕРКАЛЕ ИСКУССТВ

Андрей Петров: «Не бояться рисковать!»

Сегодня у нас в гостях секретарь Союза композиторов СССР, лауреат Государственных премий СССР, народный артист СССР Андрей Павлович ПЕТРОВ. А. Петров известен как композитор, творчество которого охватывает самые различные музыкальные жанры. Им написаны оперы «Петр Первый», «Маяковский начинается», балеты «Берег надежды», «Сотворение мира», «Пушкин» и совсем недавно «Мастер и Маргарита». Известны его симфонические сочинения «Поэма памяти погибших в годы блокады Ленинграда», «Рада и Лойко».

Большой популярностью пользуется музыка композитора к кинофильмам «Я шагаю по Москве», «Укрощение огня», «Осенний марафон», «Белый Бим Черное Ухо». Особый успех выпал на долю музыки к кинофильмам Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля», «Служебный роман», «Гараж», «Вокзал для двоих», «Жестокий романс». Новая работа А. Петрова в этом жанре - музыка к фильму Э. Рязанова «Забытая мелодия для флейты».

Андрей Петров

Корр. Помните ли вы, Андрей Павлович, свое первое посещение музея? Если да, каковы были ваши впечатления.

А.П. Это детские воспоминания, и очень приятные. У меня был двоюродный брат, с которым мы школьниками часто совершали такие походы, правда, не в картинные галереи, а в другие музеи, например в зоологический, в Петровскую кунсткамеру. Очень хорошо помню Военно-морской музей. Там же, недалеко, - Артиллерийский, Исторический. Еще мы бывали в Почтовом музее - нас влекли старинные почтовые ящики, медные рожки, конверты, телефоны, телеграфные аппараты, удивительные марки со всего света. Были в Геолого-почвенном - видели собранные в нем различные почвы, минералы, причудливые кристаллы, самоцветы. Эти музеи нам очень нравились, более того, у нас был даже такой странный, наивный детский план: обойти все музеи. Конечно, нам повезло - Ленинград вообще очень романтический город, где все напоминает об истории, о Пушкине, о Петре, о флоте. Неподалеку от гавани, на набережных Васильевского острова, где я родился и жил в детские годы, стоят у причала океанские корабли. Мы много раз ходили мимо них смотрели, разглядывали. Часто сразу после этого бежали в музеи, где находятся ботик Петра, старинное оружие и военно-морская форма разных времен, модели знаменитых кораблей и парусников.

Этот мир, всегда интересующий ребят, конечно, очень увлекателен. И я счастлив, что в моем детстве, в 8-10 лет, был такой период знакомства с ленинградскими музеями.

Корр. Вы считаете, это было полезно? Помогло вам сформироваться как личности?

А.П. Да. Он мне очень много дал. Это осталось в воспоминаниях и впечатлениях на всю жизнь. И в своей работе, и в творчестве я часто сталкивался с морской тематикой, с романтикой моря. Видимо, не случайно судьба сложилась так, что эти сильные детские впечатления впоследствии оказались очень нужными и во многом помогли в работе над музыкой к фильмам «Человек-амфибия», «Путь к причалу», к спектаклю «Бегущая по волнам». Даже балет потом был у меня, связанный с морем, с людьми, которые живут им, - «Берег надежды».

Так что в какой-то момент я приобрел репутацию композитора-мариниста. Детские увлечения, видимо, проявились и отразились в творчестве - косвенно и опосредованно.

Корр. Наша страна вступила в новое время - явственно чувствуется движение вперед, стали слышны различные точки зрения, активизировалась общественность - в частности, организованы Фонд культуры, Музыкальное общество, в поисках нового - кино, театры, различные учреждения культуры. Что вы можете сказать о современном состоянии и деятельности музыкальных музеев? Например, в Таллине есть Музей музыкальных инструментов, в Москве - музыкальной культуры им. М. И. Глинки. Но они, увы, не страдают от наплыва посетителей. Сейчас гораздо более популярны заведения, которые называются дискотеками. Для меня это название всегда звучало странно: древнегреческим словом, означающим вместилище, хранилище, собрание, названо место, где ничего не собирают, даже диски, мало того, их там и не очень слушают. Там танцуют, и музыка, скорее, играет роль физиологического стимулятора. Мне же представляется, что слову «дискотека» следует возвратить его первоначальный смысл, ведь нам необходимы собрания и хранилища музыки, музыкальные музеи, куда можно прийти послушать интересующие тебя произведения - то ли в кабине, то ли в наушниках, а может, и взять записи для прослушивания домой. Я таких заведений у нас в стране, к сожалению, не встречал. Что вы думаете по этому поводу?

А. П. Пожалуй, вы правы. Такой музей, как, например, Музей музыкальных инструментов, познавателен, но интересен прежде всего специалистам или уже опытным любителям музыки, владеющим инструментами. То же относится и к Музею им. М. И. Глинки. Что касается интересов широкой публики, мне кажется, в первую очередь ее привлекают музеи, непосредственно связанные с человеком, с конкретной личностью.

Музей Чайковского в Клину посещается и волнует гораздо больше, чем музей музыкальных инструментов или музыкальной культуры. Думаю, было бы хорошо, и мы сейчас уже говорим об этом, создать в Ленинграде музеи Глинки и Мусоргского - причем именно музеи-квартиры. Когда входишь в те стены, где когда-то жил великий музыкант, не только вспоминаешь его музыку - перед тобой встает величественный человеческий образ. Ты видишь инструмент, за которым создавались гениальные мелодии, стол, на котором записывались ноты, картины, на которые смотрел композитор. Все это воссоздает мир творчества художника и производит намного более сильное впечатление, нежели музей на общемузыкальную тематику. Так же как музей-квартира Пушкина на Мойке, 12 производит несравненно более глубокое впечатление, чем любые собрания экспонатов, связанных с поэтом. Поэтому я сторонник создания таких музеев о конкретной личности музыканта.

Это ответ на ваш первый вопрос.

Что касается создания как бы в противовес дискотекам «звучащих музеев», то, конечно, нужно было бы создавать такие фонотеки, одновременно нотные и музыкальные библиотеки для самого широкого круга людей, где можно послушать в хорошем исполнении симфоническую или оперную музыку в соответствии со своими вкусами. Нечто подобное, хотя в довольно скромных масштабах, уже существует у нас в Ленинграде при Музыкальном фонде Союза композиторов СССР. Это студия звукозаписи на Невском. В ней помимо того, что любой человек за небольшую плату имеет возможность записать звуковое письмо, представляют и иную услугу: посетители переписывают для себя то, чего не удалось купить в магазине или услышать в концертном зале - самые различные произведения классической, камерной и легкой музыки. И выбор довольно широк. Там же есть помещение, где можно предварительно послушать музыкальное сочинение, которое тебя интересует.

Но, честно говоря, это заведение не очень посещается. Думаю, потому, что организовать его надо несколько иначе. Я представляю его себе своеобразным «звучащим музеем»: уютное помещение с большим количеством звукоизолированных кабин, с хорошей аппаратурой, с удобными креслами и интересным оформлением. В этом заведении должна быть своя особая атмосфера, в которую бы хотелось погрузиться. Портреты композиторов. Небольшие, профессионально, хорошим языком написанные аннотации, рассказывающие о музыкальных произведениях, их авторах и исполнителях. Чтобы слушатель мог удовлетворить свое любопытство: что такое, например, 9-я симфония Бетховена, 6-я симфония Чайковского или 7-я Шостаковича, чем они так знамениты и почему их называют великими. Аннотации должны быть увлекательными, содержать комментарии и высказывания великих людей - писателей, художников, артистов, общественных деятелей, почему эти произведения их так волновали. Внешняя форма должна соответствовать сути этих заведений.

Я представляю себе «звучащий музей» как собрание музыкальных богатств всех жанров: и народного, и оперного, и симфонического, и рок-музыки. Там должны быть джаз и французский шансон, грузинское хоровое пение и песни наших бардов. Если бы такие собрания появились, было бы очень хорошо.

Корр. Наверное, подобные заведения необходимы каждому городу - это и есть один из реальных путей приобщения к серьезной музыке, к пониманию ее высоких образцов.

А. П. Но, видимо, более эффективный путь - создавать не только фонотеки, но и видеотеки. К сожалению, в последнее время публика предпочитает воспринимать музыку не в чистом виде, а при помощи каких-либо дополнительных средств - будь то энергичная световая аранжировка, пресловутый дым, слайды или киноизображение. Так уж мы ее воспитали, особенно телевидение.

Корр. Музыка перестала быть самодостаточной ценностью, а стала рассматриваться в качестве некоего гарнира к еще чему-то.

А. П. Да, публике требуется некоторый допинг. И, в общем-то, ничего особо страшного в этом нет. Представьте, что в музыкальном музее-видеотеке можно было бы посмотреть, послушать, допустим, тридцать самых знаменитых опер (русских, итальянских, французских) в исполнении лучших певцов на языке оригинала (может быть, с субтитрами, чтобы не отвлекать переводом). И пели бы Образцова, Доминго, Каллас и т. д. Или двадцать самых известных симфоний - дирижировали бы Мравинский, Светланов, Караян. Фортепианные концерты исполняли бы Рихтер, Горовиц, Гилельс, скрипичные - Ойстрах, Менухин. Великие произведения. исполняли бы великие музыканты. Я думаю, это вызывало бы интерес, пользовалось популярностью и было бы в духе времени.

Корр. В связи с этим мне кажется, что недавно созданное Музыкальное общество может и должно работать и в сфере популяризации серьезной музыки, делая ее более привлекательной и доступной для слушателя, как бы рекламируя ее, искать новые формы пропаганды, ибо нынешнее положение по меньшей мере странно - с одной стороны, в нашей стране высочайший уровень композиторской и исполнительской культуры, а с другой - весьма немногочисленная аудитория, способная его воспринимать.

А. П. Музыкальное общество сейчас находится в периоде становления. Еще не во всем ясно, чем и как оно будет заниматься, но перед ним обозначен очень широкий круг задач. Среди них главная - искать формы приобщения к музыке, ее популяризация в лучшем смысле этого слова. На мой взгляд, оно должно помогать открытию фоно- и видеотек, о которых мы сегодня говорили, объединять вокруг них музыкальный актив, энтузиастов, добровольных консультантов. Общество очень нуждается в заинтересованных, преданных делу людях, которые бы организовывали музыкальные праздники и делали их по-настоящему интересными, поддерживали создание музеев-квартир композиторов, помогали им жить насыщенной творческой жизнью. И передавали бы свою увлеченность детям, сверстникам, друзьям и знакомым.

Корр. На неформальном подходе, на увлеченности основаны такие музыкальные праздники, как Дни Чайковского в Клину, в его Доме-музее, или Декабрьские вечера в Москве в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. Здесь явственно прослеживается комплексное воздействие на зрителей и слушателей - величественные архитектурные детали, присутствие священных для нас меморий, прекрасных художественных произведений и - замечательная музыка в исполнении первоклассных музыкантов.

А. П. В таких условиях не только музейные экспонаты приобретают новое, более глубокое значение и эмоциональную окраску, но и музыка, звучащая в их среде, приобретает некую стереоскопию. Музыка, как прожектор, высвечивает из огромного собрания определенные картины, судьбы художников, и ты ощущаешь их эпоху совсем иначе.

У нас в городе проводится фестиваль - Ленинградская музыкальная весна. В этом году состоялся он в 23-й раз. Обычно на нем исполняли произведения, написанные ленинградскими композиторами в последние годы. Но на этот раз, учитывая предстоящую семидесятую годовщину Октябрьской революции, мы решили включить в программу фестиваля концерт «Музыка первых лет Революции» и вспомнить произведения того периода, которые прежде находились в тени, - музыку 20-х годов, периода знаменитого авангардистскими течениями в поэзии, живописи и вообще в искусстве. Такое, например, явление, как футуризм, получило отражение и в музыке. Было немало интересных и очень смелых экспериментов.

Наш концерт, в котором звучала эта музыка, проводился в залах Русского музея, где висели работы Кандинского, Малевича, Филонова, Петрова-Водкина... Сначала публика знакомилась с картинами, а потом был концерт: звучала музыка тех лет - времени, когда революционные идеи обновления искусства, обновления эстетики были, пожалуй, общими для художников, режиссеров, поэтов, композиторов. Различные виды искусства, дополняя друг друга, как бы вновь оживали, и мы гораздо более ясно и отчетливо представляли себе атмосферу того времени.

Эту, впервые нами найденную форму музыкально-эстетической деятельности публика оценила очень хорошо, и мы хотим использовать ее и далее. Есть, например, идея сделать выставку Левитана с циклом концертов из произведений композиторов его времени, с которыми он был дружен и близок.

Такая форма современна и вызывает интерес, точно так же, как очень уместна и хороша фольклорная музыка в народных и этнографических музеях или, например, вечера поэзии Блока в его музее-квартире. Вообще, я надеюсь, что с созданием Фонда культуры. Музыкального общества с их помощью и в их взаимодействии возникнут совершенно новые, синтетические формы общения с прекрасным.

Корр. В этом смысле, может быть, стоит обратить внимание на опыт современной эстрадной и рок-музыки - я имею в виду их поиски новых форм «подачи» произведений.

А. П. Такие поиски вполне естественны. Важно только, чтобы при использовании различных средств «визуализации», если можно так сказать, были соблюдены чувство меры, культура и такт, чтобы различные элементы этого синтеза дополняли и помогали выявить сущность произведения, а не отвлекали визуальными эффектами.

Корр. Андрей Павлович, скажите, пожалуйста, какой смысл для вас заключается в самом понятии «музей» и как вы к нему относитесь?

А. П. Отношусь, как и все, наверное, хорошо. Я понимаю, что музей, картинные галереи, исторические собрания - это огромное богатство, наша история, наша память. Они делают очень нужное и важное дело. Но чисто по-человечески должен сказать откровенно: в музеях бывать не очень люблю. Особенно в больших. Не знаю, это, конечно, очень субъективно, но для меня не представляют эмоционального интереса даже самые прекрасные вещи, интереснейшие экспонаты, когда они оторваны от жизни, от нашего существования и помещены в какие-то особые условия, во многом искусственные.

Возможно, для истинных ценителей искусства и музеев то, что я сейчас скажу, прозвучит кощунственно, но я получаю большее наслаждение от прекрасного художественного полотна только наедине с ним. Пусть оно будет даже в виде репродукции, но я смогу погрузиться в его созерцание, смогу посидеть, посмотреть, подумать, проникнуть в его атмосферу и спокойно разобраться в этом обилии впечатлений, что невозможно в музейной обстановке, среди людей, которые ходят по залам или стоят рядом с тобой. Хотя, конечно, понимаю, что никакая, даже самая прекрасная репродукция не может заменить подлинника. Но восприятие искусства приносит иные ощущения, когда ты общаешься с произведением индивидуально, когда оно существует в этот миг как бы только для тебя и при этом ничего не отвлекает - ни люди, ни обстановка, ни шум, ни те условия, в которые помещена эта картина. Для меня такая возможность более привлекательна, я получаю больше радости, больше волнения. Именно от такого, личного, интимного общения. В концертных залах это происходит, но в музеях далеко не всегда.

Корр. Из нашего разговора я понял, что для вас музеи гораздо более привлекателен как живая среда обитания, а не как хранилище прекрасного. Андрей Павлович, вы никогда не задумывались, в чем кроются истоки такого отношения?

А. П. Специально об этом я как-то не думал, но, может быть, все дело в самом принципе общения с искусством, его постижения. Как объять разом огромную коллекцию произведений, которые создавались в разные эпохи в несхожих манерах, рождались в различных странах? Когда они в большом количестве сконцентрированы в одном месте, то, с одной стороны, это прекрасно, потому что дает возможность все их увидеть, а с другой - в этом есть некая противоестественность. Лично для меня было бы идеально - в соответствии с моими вкусами, пристрастиями, интересами, - если бы, допустим, у нас в Ленинграде те собрания, которые сосредоточены в Эрмитаже (простите за мою «странную» фантазию), находились, скажем, в 40-50 небольших музеях, размещенных по всему городу в старых особняках, старинных петербургских домах, небольших дворцах. И чтобы это было постоянно встречающейся практикой, повседневной культурной средой, привычным окружением, а не обрушивающейся на тебя лавиной богатства, которую ты просто физически не можешь воспринять, ощутить, осмыслить. Тот шквал прекрасного, который встречает вас в Эрмитаже или любом другом крупном музее, захлестывает, от него скоро устаешь - недаром музейная усталость бывает такой тяжелой.

Мне кажется, разумнее и продуктивнее постоянное погружение в более скромную атмосферу, позволяющую глубоко и сосредоточенно вбирать немногие произведения и крупицы человеческого гения, рассредоточенные вокруг нас шире. Хотя, конечно, я понимаю, что эта моя идея в высшей степени спорна и абсолютно нереальна. Но тем не менее гораздо более глубокое впечатление получаешь от небольшого музея, каких очень много за рубежом, или от какого-нибудь старинного особняка, в котором висит не более семидесятиста полотен, но среди них, как правило, почти всегда бывает два-три подлинных шедевра.

Искусство производит на меня сильное впечатление и надолго остается в памяти, если получаю его в скромных дозах.

Если говорить о музеях несколько другого плана - об исторических, отражающих жизнь крупной личности, - на меня всегда производит большее впечатление то, что условно можно назвать музеем под открытым небом: когда восстанавливается не только несколько комнат или одно здание, но целый участок селения или улица города; когда как бы попадаешь в другой век, в атмосферу далеких, навсегда ушедших времен. И этому помогают не какие-то бесценные реликвии, а просто бытовые детали. Примером можно назвать Музей В. И. Ленина в Шушенском, где не только с удивительной трогательностью восстановили домик, в котором жил Владимир Ильич, со всеми его возвышенными и святыми вещами, но и сохранили сельскую застройку и обстановку того времени. Неподалеку от дома, где жил Ленин, - острог, в котором содержались каторжане и куда должны были ходить отмечаться ссыльные. Проходишь дальше по улице - трактир с самоварами, старинными бутылями, посудой, деревянными лавками и столами. То есть возникает самое главное - ощущение той жизни, ее атмосфера, и ты как бы становишься соучастником событий тех лет.

Корр. Традиционный вопрос: вы бывали в разных странах, видели много музеев. Встречались ли какие-нибудь экспозиции, подобные которым хотелось бы увидеть и у нас?

А. П. Вы знаете, больше всего это относится к картинам русских художников или западноевропейских мастеров, которые прежде находились в нашей стране, но по каким-либо сложным причинам оказались за границей. Некоторые из них были проданы в 1920-е годы или попали туда во время войны.

Что хотелось бы перенять? Мне кажется, на Западе серьезнее и глубже думают над тем, как представить публике произведение, как лучше его преподнести. Это настоящее искусство - это и дизайн и обязательно режиссура зрелища. Взять, например, музей Гугенхейма в Нью-Йорке. Известно, что человек, бывая в музеях, довольно быстро устает, гораздо больше, чем если бы он просто ходил то же время по улицам. Видимо, от эмоционального напряжения. Так вот, с учетом этого музей Гугенхейма построен в виде огромной спирали - сначала ты поднимаешься на лифте на ее последний, самый верхний виток и потом по бесконечному пологому маршруту спускаешься и спускаешься вниз. Тебе легко идти. Там очень хорошо и продуманно развешаны картины - так, чтобы ничто не мешало их воспринимать. А кроме того тщательнейшим образом решена система освещения, максимально приближенная к мягкому естественному дневному свету, чтобы цвета и оттенки красок оставались натуральными. Это пример, которому стоило бы всячески следовать.

На Западе, и в частности, в США, очень много музеев современного искусства, чего у нас вообще нет, хотя в запасниках и Русского музея и Третьяковской галереи, да и в Музее им. Пушкина и Эрмитаже таких картин предостаточно и можно было бы вполне устроить даже не один, а несколько совершенно поразительных музеев.

Или вот что я видел в Англии - очень любопытный музей; к своему стыду, не помню названия того небольшого городка, хотя сделанное в нем заслуживает, чтобы его запомнить. Там под открытым небом, на окраине, с необычайной точностью очень искусно построена целая железнодорожная станция первой половины XIX века. Сияя медью, стоят первые паровозы, вагоны, все в натуральную величину, вокзал с рестораном, оркестр и встречающая публика в костюмах того времени. А в центре шествует королева со всем своим двором, многочисленной свитой. Выполнено все из воска, сделано очень хорошо и тонко. Творчески использован опыт музея мадам Тюссо, но без дурной сенсационности. Скрупулезно и точно воссоздан целый отрезок исторического времени. Играет музыка, звучат приветственные речи, издают гудки паровозы, бьют в колокол.

Я, когда смотрел на этот музей, подумал: а почему у нас нельзя сделать подобный? Взять какой-то важный исторический момент, событие, которое у всех на памяти, всех интересует, и воссоздать его в реальности. Конечно, это должны делать настоящие талантливые художники, умные режиссеры, которые бы выстроили мизансцену этого действа. Должна быть умелая звуковая партитура, музыка того времени. В этом как бы ожил процесс истории. Если говорить о Ленинграде, то можно было бы взять событие из Петровской эпохи, или из времен декабристов...

Корр. Например, знаменитые «рылеевские завтраки», где встречались виднейшие декабристы, писатели и поэты того времени, собиравшиеся, чтобы обсудить волновавшее их будущее России. Можно было бы воссоздать петровскую ассамблею, военный совет в Филях или, если говорить о музыке, - собрание участников «Могучей кучки»...

А. П. Или поэтическое кафе начала XX века, расписанное художниками-бубновалетовцами, футуристами или лучистами, где выступали Андрей Белый, Александр Блок, Константин Бальмонт, Игорь Северянин, Владимир Маяковский, где выбирали «короля поэтов», звучали прекрасные стихи, песни Вертинского.

Мне кажется, мы слишком долго и несправедливо считали подобные вещи базарной дешевкой. Это не так. Если за дело берутся талантливые люди со вкусом, можно все сделать очень хорошо. И я бы не побоялся попробовать сделать нечто в этом роде.

Вообще, я думаю, нужно смелее искать новые формы деятельности, не бояться рисковать, осмысленно и творчески использовать то полезное и ценное, что уже было найдено когда-то, а потом в силу разного рода субъективных причин не получило достаточного распространения. А ведь среди этих полу- или просто забытых находок были и настоящие, подлинные открытия. Внимание к ним позволит лучше и бережнее использовать огромные богатства нашей материальной и духовной культуры, хранителями которой являются музеи.