В октябрьскую ночь революционный караул стал и у дверей Эрмитажа. Но в роскошных залах музея не было его лучших коллекций. Они были вывезены Временным правительством осенью 1917 года в Москву и помещены в Кремле.
Эрмитаж был закрыт и в 1918 году. Однако в его холодных, нетопленных помещениях, где температура нередко бывала ниже нуля, начиналась новая жизнь. Одетые в пальто и шапки сотрудники музея принимали и записывали в толстые книги картины, скульптуры, фарфор, старинное оружие и прочие художественные изделия. Их направляла в Эрмитаж и другие музеи Комиссия по охране, учету и регистрации памятников искусства и старины. Вещи вывозили из барских особняков, императорских и княжеских дворцов, буржуазных квартир, брошенных на произвол судьбы бежавшими за границу владельцами.
С каждым днем новых коллекций становилось все больше и больше.
Весною 1919 года, когда солнце пригрело землю и в залах потеплело, в петроградских газетах появились объявления об открытии в Эрмитаже выставок из вновь поступивших вещей и коллекций, не вывезенных в Москву.
Эти выставки положили начало новой жизни советского музея, для которого самым главным становилось теперь служение своему народу. А народ тянулся к культуре. Выставку только за один месяц осмотрело 2090 человек.
Осень 1920 года... Гражданская война подходила к концу; белые генералы - Юденич, Деникин, Колчак - были разбиты и бежали за границу. Только Врангель еще держался на юге России.
Теперь можно было думать о возвращении в Петроград художественных сокровищ. Но осуществить это казалось невозможным. Железная дорога работала плохо: не хватало топлива, вагонов, паровозов. В Москве недоставало городского транспорта, чтобы подвезти ящики с вещами из Кремля на вокзал. А эрмитажные коллекции требовали особых условий отправки: специальных поездов, охраны и соблюдения в пути всех мер предосторожности.
И все же 17 ноября 1920 года из Москвы один за другим ушли два специальных состава. В запломбированных вагонах находилось около тысячи ящиков.
На нескольких открытых платформах стоял особый груз, прикрытый брезентом и охраняемый часовыми. Когда в Петрограде брезент был снят, под ним оказались грузовики с громадными ящиками. В них находились наиболее тяжелые и ценные скульптуры, в частности, мраморная фигура великого французского философа Вольтера работы замечательного французского скульптора Гудона.
Через два дня после выхода эшелонов из Москвы в Эрмитаж был внесен последний ящик; и в этот день в "Красной газете" появилась заметка: "О прибытии эрмитажных сокровищ даны сообщения по радио во все культурные центры мира".
Еще через десять дней была открыта выставка картин Рембрандта, а вслед за ней и вся картинная галерея.
Открытие в 1920 году картинной галереи было лучшим опровержением слухов, которые продолжали распускать зарубежные клеветники о гибели в России большинства наиболее ценных произведений искусства, известных всему миру.
Но в советском Эрмитаже тогда насчитывалось уже не 600 000 экспонатов, как это было в императорском музее, а свыше 1 600 000. И часть грандиозного Зимнего дворца - дворца искусств - была отдана музею.
В пять раз увеличилась теперь территория Эрмитажа. В четырех громадных зданиях, каждое из которых великолепно само по себе, разместились художественные сокровища. Десятки километров надо пройти, чтобы осмотреть выставки, расположенные в сотнях помещений.
Музей сохранил свое старое название Эрмитаж, но коренным образом изменился его облик. Были открыты новые отделы: кроме античного и западноевропейского искусства, в нем теперь представлены культура и искусство первобытного общества, народов советского и зарубежного Востока; самым молодым является отдел истории русской культуры.
Вскоре после Октябрьской революции в советском Эрмитаже появился еще один отдел - научно-просветительный. Его сотрудники показывали посетителям коллекции Эрмитажа.
С каждым годом рос интерес народа к искусству. Если императорский Эрмитаж в 1914 году посетило 180 324 человека, то в 1939 году в залах советского Эрмитажа побывало 1012 614 человек. Ничего подобного не знала царская Россия! Такая большая тяга народа к просвещению могла возникнуть только в той стране, где вся власть принадлежит трудящимся.