ДЖОВАННА

П. М. Третьяков неустанно продолжал пополнять коллекцию. Он приобретал работы не за их модность, а за высокие художественные качества. Один из первых он обратил серьезное внимание на подбор произведений древнерусского искусства и искусства XVIII века, так же внимательно относился он и к отбору лучших произведений первой половины XIX века. Третьякова не могли поколебать многочисленные высказывания против так называемого "академического" искусства, к которому в ту пору иногда причисляли все, и хорошее и плохое, что так или иначе было связано когда-либо с Академией художеств. Свергая все прошлые авторитеты, порой незаслуженно пренебрегали высокими достижениями русского искусства первой половины XIX века. Коснулась эта критика и творческого наследия художника Карла Брюллова и художников его круга. Особенно непримиримо выступал против них Стасов. Третьяков с интересом следил за печатной полемикой по этому вопросу, но твердо придерживался своего мнения, что если произведение искусства имеет подлинные художественные достоинства, то не так уж важно, к какой школе оно принадлежит. Так мог думать только человек, который видел художественное качество вещей и не имел предвзятых мнений.

История о том, как великолепная картина Брюллова "Всадница" попала в коллекцию Третьякова, мало известна, и поэтому хочется ее рассказать.

Бывают счастливые встречи. Они оставляют глубокий след в памяти сердца. И тем более прекрасны они, если сохраняются в памяти искусства, входят и в нашу жизнь, делают и нас сопричастными волнениям и счастью дней минувших. Знакомство художника Брюллова с графиней Самойловой стало знаменательным для них обоих и вплелось золотой нитью в их судьбы на долгие годы.

Самойлова глядит с его полотен в сиянии помпейских драгоценностей, в фантастическом блеске маскарадных костюмов, в огненном зареве "Последнего дня Помпеи".

И всюду ей трогательно сопутствует хрупкая девочка-итальянка, по имени Джованиа...

Сопутствовала она ей и в жизни... Девочке-сиротке Самойлова заменила мать, а Джованна полюбила ее нежно, как дочь. Случилось так, что н двоюродная сестра Джованны - маленькая Амацилия, лишившись матери, была взята на воспитание в дом графини, не имевшей своих детей. По желанию Самойловой Брюллов написал огромное полотно, где изобразил двух юных воспитанниц. Было это в 1832 году, в Милане, незадолго до создания Брюлловым картины "Последний день Помпеи". Летящая в светлых одеждах всадница Джованна оказалась предвестницей мировой славы Брюллова. Если про его "Всадницу" на выставке в Милане говорили, что со времен Ван-Дейка и Рубенса не видели конного портрета, задуманного и исполненного с таким искусством, то уже через год на улицах того же Милана экспансивные итальянцы останавливали друг друга, спрашивая: "Видали ли вы картину Брюллова "Последний день Помпеи", о которой говорит весь Рим?"

Работа над парадным конным портретом представляла в ту пору для Брюллова своего рода проверку собственных возможностей. Мало кто из современников брался писать такие портреты. Иные считали, что время их прошло, другие просто не решались, боясь быть смешными по сравнению с Ван-Дейком, Рубенсом, Веласкесом.

Брюллов сумел противопоставить воинственной романтичности их конных портретов волнующую романтичность юности, нежной, как цветок, пленяющей не оружием, а очарованием, доказав, что ей, светлой и хрупкой, по праву принадлежит вдохновение художника.

Джованна является внезапно, чтобы нежданно поразить, озарить сиянием одежд покой золотистого заката, нарушить тишину дворца и тенистых аллей, заставить застыть перед ней в удивленном восхищении.

Невесомая, подобная свету, овеваемая ветром, не случайно Джованна вызывала у современников сравнение с летящим ангелом. Лицо ее бесстрастно-спокойно. Не ей предаваться стихии стремительного бега! Ей дано лишь повелевать им. Едва заметным движением осаживает она вороную лошадь, готовую исчезнуть, скрыв от нас светлую всадницу.

Брюллов блестяще сумел передать и детский восторг Амацилии, выбежавшей встречать свою сестру, и заливистый лай собак, и тонкий звон фонаря от ударившего в него ветра, и ржание вздыбленной лошади...

Рисунок безупречен. Живопись ликует. При потрясающем мастерстве в распределении освещения и светосилы каждого цвета Брюллов смог с какой-то радостной одержимостью соединить в цветовой гармонии черное и белое, голубое и розовое, красное и зеленое, нигде не допустив промаха.

"Нет отрады другой для меня,- часто тогда повторял он,- как углубление в занятия мои",- и были те дни самыми счастливыми для него. Ни на минуту не забывал он, для кого пишет портрет, и при конце работы в виде милой шутки на ошейнике собаки четко вывел белым фамилию: "Самойлова".

"Увы! Мимолетно проносятся годы..." - воскликнул некогда поэт Гораций.

Минуло все. В Риме на протестантском кладбище Монте-Тестачо нашел последний приют прах великого русского художника Брюллова. Не стало и красавицы Самойловой. В 1875 году одиноко завершила она дни свои в Париже, оставив когда-то громадное свое состояние весьма расстроенным. Пришлось в уплату долгов объявить распродажу ее имущества. Туда вместе с другими вещами попал и знаменитый портрет Джованны, с которым, несмотря на все превратности судьбы, его обладательница не разлучалась никогда и у которого, как рассказывали, за день до смерти она долго и безмолвно сидела. Некто господин Дюлю - француз, опытный в приобретении и продаже картин, решил купить с аукциона этот конный портрет Брюллова и одну работу Боровиковского, чтобы не без выгоды для себя отвезти в Россию. Ходили слухи, будто делает это он по просьбе московского коллекционера Третьякова. Тогда же вскоре Третьяков получил следующую записку от неизвестного лица: "Милостивый государь Павел Михайлович! На днях я приехал из Парижа, уезжая, был на аукционе графини Самойловой, где Дюлю купил будто бы для Вас две картины: Брюллова за 4050 франков и Боровиковского за 3400 франков. Уведомляю Вас, как хорошего человека, ибо знаю Дюлю как слишком коммерческого человека". Но прежде чем "Всадница" попала к Третьякову, прошло несколько лет.

27 февраля 1893 года в Петербурге Художественный отдел Общества заклада движимых имуществ выдал Третьякову квитанцию счета с указанием, что картина К. Брюллова "Всадница" продана ему за 2000 рублей и что деньги получены сполна.

В том же 1893 году Стасов, просматривая выпущенный Третьяковым каталог галереи, никак не мог припомнить, что это за картина Брюллова "Всадница", и просил подробнее ее описать.

"Всадницу" Вы отлично знаете,- отвечал Третьяков.- Она несколько лет стояла в Академии, продавалась вместе с другою картиною господином Дюлю из Парижа и была приобретена, кажется, Гинцбургом. Превосходная лошадь и вообще вещь интересная!"

Время не так меняет вещи, как меняет отношение к ним. Восторженно встреченная в Италии в 40-е годы XIX века, "Всадница" Брюллова простояла в 80-е годы незамеченной несколько лет в Академии художеств Петербурга отнюдь не потому, что утратила свои художественные достоинства. Недовольство Академией и отрицание всего, что так или иначе считали с ней связанным, бросило тень на великолепную работу Брюллова.

Приобретением этой работы для галереи Третьяков тогда, наперекор общепринятому мнению, утвердил ее истинное значение, и как оказался он прав!

Проходя сейчас по залам галереи, невозможно не остановиться в радостном изумлении перед сверкающей юной всадницей - Джованной.